На границе тучи ходят хмуро... - Страница 4


К оглавлению

4

«Как все странно. Может, с ума сошел? Такие реальные глюки. Последнее, что помню, – грозовое небо. А потом что?»

От попыток хоть что-то прояснить жутко разболелась голова, резко, неожиданно.

– … … …!

Кто-то ойкнул за дверью и с громким топотом убежал. А ярость… Ярость прошла так же быстро, как и появилась, забрав с собой и равнодушный настрой.

«Поживем-увидим».

Присев за стол, он стал потрошить конверт – что там у нас? Офицерская книжка, хех, предтеча военного билета. Новенькая, типографской краской пахнет. Дальше. О! Предписание!!! Любопытно, любопытно…

«Корнету князю Агреневу. Получением сего явиться к месту службы: Царство Польское, третий Варшавский округ, Келецкая губерния, штаб 14-й Ченстоховской бригады, не позднее первого июля сего года».

Неразборчивая подпись на полстраницы и скромная блямба синей печати.

«Опа! Царство Польское? Непонятно… и по времени – я опаздываю или можно не торопиться? А год-то какой?! Что-то подсказки нету. Так, посмотрим в военном, то есть в офицерской книжке. Ага. Одна тышша восемьсот восемьдесят шестой. О как! А родился я… в шестьдесят восьмом. Восемнадцать, значит».

Третий Варшавский округ. Хм! Непонятно откуда появилась твердая уверенность – пограничники.

«Опять автопилот шалит? Ладно, мелочи. Погранцы – это очень даже неплохой вариант, обычная пехота была бы куда хуже. Или, упаси господи, кавалерия или артиллерия – я ж там ни в зуб ногой. О службе в ВМФ даже думать страшно! Пограничники. Видимо, поэтому и корнетом записан. Да уж. Вот интересно: учебную программу училища… как там его… ах да – Павловского, помню отлично, а когда у тела день рождения – нет?!! Смотрим в офицерскую книжку и… зимой, значит? Тоже неплохо. В плюсик пойдет еще и место службы – там меня никто не знает, а следовательно, и не заинтересуется, почему это поведение и манера общения юнкера… нда, корнета… корнета князя Агренева так сильно и резко изменились. А через годик-два на все вопросы будет железная отговорка: все течет, все меняется! Ладно, что там далее? Хм, билет на поезд Петербург – Варшава. Мило, очень мило. Хотелось бы надеяться, что достанется купе, а не плацкарт. Или его тут еще не изобрели? Время отправления – шесть часов пополудни, первый перрон, открытый билет сроком на месяц. Не понял. Пополудни – это как? Ах, это восемнадцать часов! Тогда время еще есть, успею».

Что еще? Его внезапно осенило – текст! Все написано с ятями и всяческими завитушками, он же спокойно все читает. А написать? Чернил или карандаша под рукой не было, но они бы и не потребовались – появилась вдруг твердая уверенность, что и с этим делом все в порядке.

«А ну-ка! Кто нынче на троне?!! Опа, знаю. Его императорское величество Александр Третий. Ее императорское величество Мария Федоровна-младшая… Цесаревичем недавно объявлен Николай. Вот блин! Ладно, потом разберемся, главное, чтобы оно было – это самое потом».

Быстрый взгляд на листок принес очередной поднадоевший сюрприз – милого Сашеньку поздравляли с окончанием, всемерно гордились, от всей души желали и надеялись… ага, конечно, оправдает, а как же иначе? И не забудет, угу. О, самое интересное – подпись: «любящая тебя тетя Татьяна Львовна». А говорили, что сирота. Обманули, сволочи! Подальше, подальше от нежданно появившейся родни, а письмецо отложить до времени подходящего, ради адреса обратного – вдруг пригодится? Обыск-осмотр комнаты начался со стола: а что это там такое интересное в стопочке лежит?

«Военная топология» – точно пригодится.

«Риторика» – уж наверно обойдусь как-нибудь.

«Закон Божий» – пожалуй, присоединим к «Риторике».

Две истрепанные тетрадки с конспектами, видимо, важных лекций легли на толстый томик «Топологии» – для возможного, но необязательного ознакомления с образцами почерка «донора»: как-нибудь полистает на досуге, сверит-проверит изменения. Ревизия в тумбочке дала следующие результаты, вернее – предметы: сильно истрепанную зубную щетку с неимоверно жесткой щетиной, полупустую жестяную баночку с зубным порошком (судя по запаху – мятным), расческу с наполовину обломавшимися зубьями, маленький перочинный нож и темно коричневый обмылок. В самом дальнем уголке нашлась опасная бритва в замызганном кожаном чехольчике – но ничего так, целая, и даже марки «Золинген».

«Вроде бриться пока не надо. Память о ком-то, наверное. Неужели об отце?»

Оставленный на десерт двухстворчатый платяной шкаф сразу оправдал все ожидания. Все, как и полагается нормальному дембелю из военного училища: парадно-выходной офицерский мундир, полевой мундир, еще какой-то там мундир. От души наполированные «хромовые» сапоги, кожаная портупея, офицерская шашка, ремень… и кобура! Ух-х! Не пустая!!! Парадка полетела на койку вместе с шашкой в ножнах, а в руке у Александра засиял большой револьвер с длинным стволом. Он сразу проверил барабан (увы, пуст) и всласть повертел оружие в руках, рассматривая и изучая. Первой обнаружилась выбитая на стволе надпись «Смитъ-Вессонъ Русскiй. 4,2 линiи». Потом на рукояти – 1885, а с другой стороны – аккуратное клеймо завода-изготовителя.

«Хорошая игрушка! Увесистый, явно больше килограмма, но в руку лег хорошо. И самовзвод, увы, отсутствует, а… спуск легкий. Так! А патроны?! Нету».

Со вздохом сожаления он вернул револьвер в кобуру и вернулся к содержимому шкафа.

«Тоже парадка, но юнкерская. Бриджи, две сорочки. Ха – подштанники! Фуражка от парадно-выходного мундира, бескозырка к форме юнкера, полотенце… из брезента, что ль? Всякая мелочь вроде носков, платков и перчаток, вакса с щеткой энд тряпочкой-бархоткой, кусок бечевки – повеситься, наверное, хотел?»

4